Снос домов в красноярске: Градостроительство — Снос аварийного жилья

Частный сектор Красноярска может пойти под снос — Новости 7 канала, Красноярск


— Вот наш дом, который мы построили. Строил дед, достраивали мы с мужем. Сюда вложены — помимо материальных ресурсов — душевные силы. Мы любим этот дом, любят дом мои дети.


Наталья Казанцева в этом доме живет больше сорока лет. Недавно женщина узнала, что в том месте, где она выросла, может появиться новый жилой комплекс. А значит — сотни одно-и двухэтажных домов, в которые люди вкладывались годами, могут пойти под снос. Сегодня жители вышли на импровизированный митинг. Говорят, забрать у них дома — все равно что забрать часть жизни.

Вячеслав Долгошеев, житель Базаихи:


— Мы все против. Не только я против, это против все жители нашего района. + Здесь всегда была какая-то зона отдыха. Но мы начинаем превращать это в зону клетки, натуральной клетки. Мы сейчас нагородим здесь, загородим все подряд. И не знаю, что будет дальше.

Ольга Поддубняк, жительница Базаихи:


— Окружение наших соседей — это уже просто как семья какая-то. Я с детства с ними росла, всех знаю, и просто не хочется даже менять вот это общество, в котором мы живем. Мы все рядом, выходим на улицу, дети тут же бегают играют. Даже вот эту ценность какую-то сохранить в том, что люди могут быть вместе — жить, существовать
.

И существовать вместе не смогут не только эти жители. По планам, под снос пойдет СНТ «Победа» между СФУ и Николаевским кладбищем, почти вся Николаевка, кусок Покровки, улицы Березина, Спандаряна и Шахтеров. И список можно продолжать долго. Где-то даже дома убирать не придется. Так, в Академгородке, чтобы построить высотки, возможно вырубят лес. А в Покровке, например, участки помешали строительству дороги. Проходили даже публичные слушания, о которых, почему-то никого из людей не предупредили.

Ольга Шот, жительница ул. 6-ая Полярная:


— Вообще никто никого не вызывал, никто никому не сообщал. Женщина, которая принимала нас, с администрации, успокаивает — может быть вы и не попадете. Если дорога вас обойдет — может быть и не попадете.

И успокаивать жителей — это все, что сейчас остается делать администрации. Точных сроков, когда начнется строительство, никто не называет.

Владислав Логинов, глава Красноярска:


— Комплексное развитие территорий — это перспективный проект. Он реализуется далеко не в течение одного года. На сегодняшний день в городе Красноярске разрабатывается шесть территорий комплексного развития. Всего в перспективе у нас 22 территории. И это, так скажем, не на один год, и ни на десять лет даже.

По словам депутата, который возглавляет комиссию по градостроительству, изменения в правила застройки нужно было вносить. Если бы этого не сделали, третья часть территории города не развивалась бы. Речи о том, чтобы снести весь частный сектор, не идет. В первую очередь избавляться будут от ветхих и брошенных застроек.

Вячеслав Дюков, председатель комиссии по градостроительству Горсовета Красноярска:


— Очень неоднозначные мнения жителей, связанные с тем, что кто-то не хочет лишаться своего, например, дачного участка и чтобы это место было подано под реновацию. Кто-то наоборот этого хочет. Тоже будем смотреть сейчас.

Сейчас все зависит от активности людей. 30 ноября комиссия подведет итоги публичных слушаний. До этого времени жители частного сектора могут присылать свои предложения на электронную почту, адрес которой сейчас на экране. И, возможно, тогда, людям не придется «сидеть на чемоданах» и ждать выселения.

Опубликован список идущих под снос в Красноярске аварийных домов

В Красноярске отдали под снос более 79 аварийных жилых домов. Соответствующее распоряжение опубликовано на сайте администрации города вчера, 22 июня.

Согласно приложению к распоряжению, сносу домов подлежат 5 домов на ул. Березина (№ 108, 110, 148, 150, 152), 5 домов на ул. Гагарина (№ 77, 77«в», 79, 90, 113), 5 домов на Дальневосточной (№ 3/2, 57–63 по нечетной стороне), все дома на 2-й и 3-й Смоленской (всего 17 домов), 5 домов на Никитина (№ 2, 4, 4«а», 6, 10), 8 домов на Полярной (№ 4, 6, 8, 10, 103, 118, 120, 139), два дома на Калинина в районе школы № 67 и один — на Калинина, 45«б».

В списке также дома на Фурманова (№ 93 и 95), Шахтеров (№ 17, 2«б»/6, 19 и 23), Качинской в районе кольца (№ 54/1, 54/2 и 54/3), Красноградской (№ 8, 12, 17, 19, 21), Спандаряна (№ 19 и 21) и 3-й Линейной (№ 2 и 2«а»).

Кроме того, под снос попали дома на Армейской, 21, Цимлянской 60, Малиновского, 29, Софьи Ковалевской, 29, Краснодарской, 40, Авиационной, 8«6», Бирюсинской, 24, Диксона, 43, 6-я Полярная, 5, Рейдовая, 53, Советской, 22, Верхней, 43 и Брянской, 141.

Анастасия

Нелли

Екатерина

Ирина

ольга

юлия

Елена

Андрей

Светлана

Татьяна

татьяна

Наталья

Владимир

Наталья

Любовь Васильевна

Наталья

Щербинина Ольга Федоровна o_sherbinina@mail. ru

Марина

лиза

надежда

Ольга Дровосекова

Ольга

светлана

Эмилия

Надя

Людмила Анатольевна

Полина

Татьяна

Сергей

Евгений

Анастасия

Галина

Настя

елена

Анатолий

Дмитрий

светлана

Анастасия

Лариса

Наталья.

Игорь

галина

кошмина наталья

Елена

ольга

Людмила

Нина

Татьяна

виктор

Ольга

юлия

Женя

ольга

ольга

Татьяна

Олеся

георгий

татьяна

Татьяна

георгий федорович 62г

Галина

Наталья

Светлана

Л

Марина

Никита

виктор

Роман

Илья

Людмила

пётр

Олеся

Тамара

Людмила

Юля

Светлана

Дарья

Галина

Надежда

Елена

Наталья

Алексей

валентина

светлана

Руслан

Алексей

Настя

Дарья

Людмила

ЕЛЕНА

Елена

Татьяна

Андрей

Ольга

Орлов Константин Валерьевич

Ирина

Наталья

Татьяна

Артем

Ирина

Дарья

Ирина

Артем Хромов

ДОБРЫЙ ДЕНЬ !

МОЖНОЛИ УЗНАТЬ КОГДА СНЕСУТ ИЛИ ПЕРЕСЕЛЯТ ЖИЛЬЦОВ ПО АДРЕСУ 2-ая Брянская 14.

ПРОСИМ ВСЕ 12 КВАРТИР ПРИНЯТЬ МЕРЫ …

УСЛОВИЯ СО СТАЛЕНЦКИХ ВРЕМЕН , В КВАРТИРАХ СТОИТ ТОЛЬКО ХОЛОДНАЯ ВОда ( С ГОРЯЧЕЙ ВОДОПРОВОДА НЕТ-ПРИХОДИТСЯ ПОКУПАТЬ БОЛЛЕРЫ ЗА СВОЙ СЧЕТ А СТОЯТ ОНИ НЕ КОПЕЙКИ )

ТАК ЖЕ В КВАРТИРАХ НЕТ ТУАЛЕТОВ ( ОНИ НАХОДЯТСЯ НА УЛИЦАХ — ВСЕ ПРИХОДИТСЯ БРАТЬ ЗА СВОЙ СЧЕТ , У КОГО ЕСТЬ В КВАРТИРАХ ВАННЫ ИЛИ ПОДОБЕЕ ПЛОТИТЬ НУЖНО ЗА СЕРТИК 1»000р в Месяц —

Они медленно разрушаются, пока не начнут падать людям на головы

Ежегодно Россия теряет 150-200 объектов культурного наследия (ОКН). Только за последние десять лет страна безвозвратно утратила не менее 2500 национальных памятников. Больше всего страдают старые города, ставшие достопримечательностями благодаря своим архитектурным памятникам.

С 2008 г. более 70% ОКН в Вологодской, Ивановской, Тюменской и Калужской областях утратили охранный статус. Так правительство освободилось от обязанности реставрировать исторические здания и предоставило владельцам право их сносить. В результате центры городов зарастают многоэтажными многоквартирными домами, стремительно вытесняющими историческую архитектуру.

«Я родился в почти полностью деревянном городе. Я оказываюсь в другом городе, хотя никогда не покидал этого места. Этот город называется Вологда», — говорит краевед Александр Сазонов. По его подсчетам, на сегодняшний день в Вологде осталось всего 80 деревянных домов, половина из них в аварийном состоянии. «Недавно я пытался издать календарь о деревянной Вологде с издательство «Древности Севера» — не нашли и 25 картин», — сетует Сазонов. — На весь город 13 домов в приличном состоянии. Вот масштаб разрушений».

В 2011 году три тысячи вологжан подписали открытое письмо в защиту деревянного зодчества. Это послужило отправной точкой для создания Вологодского градозащитного движения. «Вдруг стало понятно, как действовать, когда тебе не все равно. Мне важно, что эти здания разрушаются. Мне важно, что может быть пожар. Стало понятно, что есть какие-то механизмы, чтобы привлечь внимание, сделать эту историю видимой», — говорит Ольга. Смирнова, активистка движения «Настоящая Вологда».

Репортаж «Стиратели истории. Как чиновники и девелоперы уничтожают российские города» от IStories. Журналист: Дарья Таланова. Голос и сценарий: Петр Рузавин. Операторы: Евгений Комиссаров, Алексей Несте, Георгий Малец. Монтаж: Евгений Парамзин

Как и Александр Сазонов, Ольга с детства наблюдала за исчезновением родного города. Она родилась в историческом центре Вологды, на улице Чернышевского, и видела, как ее дом сначала разогнали, потом заколотили окна, а потом снесли. На его месте установили макет. Вологда — не единственный российский город, стремительно теряющий свой исторический облик. Ни села, ни города-миллионники, ни столица не застрахованы от сноса ценных построек.

В Москве основные акции по сносу были проведены в позднесоветское время: с 1970-х до конца 1990-х столица потеряла около трех тысяч исторических зданий. Если сейчас городское правозащитное движение «Архнадзор» борется хотя бы за отдельные дома, то тогда Москву сносили целыми кварталами.

Ольга Смирнова

Фото: IStories

Константин Михайлов

Фото: IStories

Константин Михайлов, основатель «Архнадзора» и руководитель общенациональной информационной платформы «Хранители наследия», занимается сохранением наследия с 1980-х, и лично был свидетелем бесконтрольного сноса столицы. В память о нем снесена вся правая сторона улицы Сергия Радонежского, на месте которой сейчас типовая жилая застройка.

«Тогда считалось, что нужно сохранять отдельные памятники, и не было серьезной пропаганды сноса кварталов, — вспоминает Константин. «Например, между проспектом Мира и нынешним Олимпийским проспектом находилось заповедное царство старой Москвы. И многие особняки из тех кварталов фигурировали в серьезных исследованиях по истории русской архитектуры как образцы чистейшего русского ампира, классицизма и других стилей. Сегодня осталось всего несколько домов из сотен, которые там стояли».

В отличие от столицы, некоторым городам России удалось сохранить целостную архитектурную картину — в первую очередь из-за меньшего интереса со стороны застройщиков. Например, до Ростова-на-Дону девелоперы добрались только к концу 2000-х. За один год в 2009 году городские власти сняли с охраны 200 объектов культурного наследия в центре города, а еще через год начали массовый снос исторической застройки.

Поддержите тех, кто рассказывает важные истории о настоящей России

Ваше пожертвование поможет нам писать репортажи о разных регионах нашей страны

Истории поддержки

Ростовчане убеждены, что дома были лишены своего статуса под давлением застройщиков. «Без объяснений, без экспертизы, просто росчерком пера. В один прекрасный день люди просто узнали, что эти дома больше не входят в список благоустроенных», — вспоминает Любовь Навершинская, активистка местного градоохранного движения. Мой Фасад». «В свое время областное Всеукраинское общество охраны памятников истории и культуры ( VOOPIK Ред. Примечание ) боролись за правду, но безрезультатно. После этих событий «МойФасад» активизировался как движение: противостоять действиям властей разрозненными усилиями было невозможно».

Охранный статус, присвоенный объектам культурного наследия, защищает их от сноса и некачественной реставрации В случае повреждения или утраты здания только объект культурного наследия, признанный государством, может требовать восстановления и привлечения виновных к ответственности

Перед взятием памятника под охрану эксперт, аттестованный Министерством культуры, должен определить, имеет ли здание признаки ОКН (Объект культурного наследия). Если эксперт установит, что да, то историческое здание считается объектом культурного наследия и может быть включено в реестр. Внесение выявленного памятника в реестр – это отдельный этап, за который также отвечает эксперт.

Но на самом деле после того, как идентифицировано историческое здание, часто ничего не происходит. За последние пять лет количество охраняемых строений в реестре почти не изменилось, а количество зданий-претендентов с каждым годом растет.

«Я не могу предполагать ничего, кроме того, что дана какая-то негласная команда прекратить прием новостроек», — комментирует Константин Михайлов, глава «Архнадзора» и «Хранителей наследия». «На протяжении многих лет, если не десятилетий, многие объекты, имеющие статус идентифицированных зданий, остаются в таком статусе. А новые, которые со временем выявляются, в том числе и благодаря нашей работе, к сожалению, остаются вне реестров охраны. Я думаю, что есть некий приказ не размножать количество объектов наследия».

В некоторых регионах также заморожен процесс выявления новых объектов наследия. По словам Антонины Елисеевой, градозащитника из движения «Живой Петербург», из десятков заявлений о присвоении статуса, рассмотренных там отдельным ведомством — Комитетом по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры (КГИОП) — чиновники удовлетворяют лишь немногих.

В марте 2021 года, несмотря на протесты жителей и мнение архитектурного эксперта Маргариты Штиглиц, КГИОП повторил свой отказ во включении бывшего Института бумажной промышленности, здания советского неоклассицизма, построенного в 1955 по проекту архитектора Бориса Журавлева, в списке выявленных памятников. Причиной отказа, по словам защитников города, стало выданное крупному строительному холдингу «ФСК» разрешение на снос здания и строительство на его месте 11-этажного жилого дома.

Институт бумажной промышленности

Фото: Дмитрий Ратников/Канонер

Институт бумажной промышленности

Фото: Дмитрий Ратников/Канонер

«КГИОП пытается подать заявления жильцов так, как будто какой-то бабушке понравился хороший домик и исписала бумажку», — рассказывает защитник города Антонина Елисеева. «Это не правда. Заявки подаются, в том числе, специальными экспертами. Это настоящие, сложные исследования с архивными данными. Но даже такие заявки в подавляющем большинстве случаев отклоняются. Чиновники из КГИОП позволяют себе игнорировать мнение дипломированных специалистов Минкульта, самых авторитетных специалистов страны в области культурного наследия. Чиновники плюют даже на них — что уж говорить о простых гражданах?»

25 000 рублей на снос памятника

В Вологде, где, по словам краеведа Александра Сазонова, только 3% всех зданий составляют исторические здания, продолжают гореть дома наследия. В октябре 2021 года в результате пожара сгорел дом иконописца Василия Шахова, один из ценнейших памятников города федерального значения, построенный в XIX веке. До этого здание уже трижды горело, но пока в нем жил один из владельцев, местный фотограф Леонид Стариков, дом Шаховых держался.

Дом Шахова в 2015 году

Фото: zmike/wikimapia

Александр Сазонов возле дома Шахова

Фото: «IStories»

«Леонид показал мне документ, из которого я узнал, что Министерство культуры в свое время выделяло деньги на восстановление этого дома при условии, что областные или местные власти дадут деньги на проект. Не сделали, — говорит Александр Сазонов. — Мы собрали на краудфандинговой площадке более 200 000 рублей на частичную реставрацию. Но фотограф погиб — и третий пожар удался».

Сейчас на месте дома Шахова обгоревший фасад, огороженный трапециевидным забором. Что будет построено на этом месте, неизвестно.

Защищенный статус, присвоенный OCH, закреплен в Конституции. Уничтожение или повреждение объекта культурного наследия является тяжким преступлением, за которое предусмотрено лишение свободы на срок до двух лет (по статье 243 УК) или штраф до пяти миллионов рублей (по статьям 7.14.1 и 7.14.2 УК РФ). Кодекс об административных правонарушениях).

На практике, даже при расследовании пожара или сноса ответчикам грозит символический штраф. В прошлом году, по данным Судебного департамента, его средняя сумма составила 58 тысяч рублей.

С 2016 года к уголовной ответственности привлечено всего 25 человек, из них 11 человек приговорены к штрафу, 10 к обязательным работам, трое получили условные сроки и один получил реальный срок.

В Новой Ладоге Ленинградской области с 2017 по 2019 год сгорели шесть объектов культурного наследия. Обращение местных жителей и защитников города побудило власти возбудить уголовное дело, которое взял на личный контроль председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин. В это же время в Новой Ладоге под видом «ремонта» снесли еще один культурный объект — деревянный дом середины XIX века купчихи Раисы Агаповой. Активисты также пытались привлечь к ответственности виновных, но глава местной администрации был оштрафован на 25 000 рублей, а подрядчик — на 50 000 рублей.

«В Конституции есть статья, которая гласит, что каждый обязан беречь культурное наследие и охранять его. Но когда мы сталкиваемся с реальными фактами его уничтожения, в 99% случаев мы видим полную безнаказанность», — говорит Константин Михайлов, глава «Архнадзора».

С точки зрения уголовного права снос национальных памятников не представляет особой опасности. По степени тяжести разрушение национального памятника (ст. 243 УК) ниже среднего. «Полиция отказывается возбуждать такие дела. Либо делают, и инициируются какие-то следственные действия, доследственные проверки, которые ни к чему не приводят. Либо виновных не устанавливают, либо ущерб не устанавливают, либо еще что-то», — описывает практику применения статьи 243 Константин Михайлов9.0003

Новая Ладога (Ленинградская область), дом Агаповой. Фото: 26 февраля 2017.

Фото: «Живой город»

Ростов-на-Дону. Полицейское оцепление на месте пожара в центре города, в котором сгорело не менее 120 домов. Фото: 22 августа 2017.

Фото: Максим Романов/ТАСС

В 2017 году в историческом центре Ростова-на-Дону, в районе Театральной площади, сгорел целый квартал из 120 домов. Городской защитник природы Любовь Навершинская говорит, что весь квартал был построен в 19 веке.20-го века: часть глинобитных домов во время пожара была наполовину разрушена, другие находились в хорошем состоянии. «О том, что это был поджог, говорили и писали все, в том числе и федеральные издания. Но полиция и прокуратура расследуют дело медленно и как будто не слишком охотно, и мы ничего не можем доказать», — говорит Навершинская.

Местный губернатор и мэр пообещали, что территория на месте исторического квартала никогда не будет застроена многоэтажками. Несмотря на эти обещания, проект застройщика Елены Наумовой (есть в редакции), который уже два года согласовывается с администрацией, предусматривает, в частности, застройку микрорайона 17-этажными домами.

Охраняемый статус должен защищать памятники архитектуры не только от разрушения, но и от незаконных надстроек, облицовки фасадов некачественными материалами, замены деревянных рам пластиковыми. Как правило, нарушителей наказывают мелкими штрафами, которые собственники готовы платить, не устранив нарушений.

«В июне у Дома Наследия Эсс появилась пристройка. Мы обнаружили это и написали пост в Instagram. В Комитете по охране памятника прочитали и якобы пошли и написали предписание о его снятии. Но прошло пять месяцев, а он все еще там. Может быть, собственник посчитал, что ему проще заплатить штраф в пять тысяч рублей, чем снести всю пристройку, согласовать проекты и так далее», — говорит Любовь Нывершинская.

«Иногда кажется, что лучше бы вообще не трогали»

По оценкам ВООПИК, от 50% до 70% памятников истории и культуры, находящихся под охраной государства, находятся в неудовлетворительном состоянии, большинство из которых нужно срочно спасать от сноса.

Однако только 8,5% объектов в настоящее время находятся в стадии консервации. В некоторых регионах с дореволюционной застройкой доля отреставрированного наследия за последние три года упала до 1%.

В Рязани, городе с сохранившимся деревянным центром, десятки домов уже много лет находятся в аварийном состоянии, говорит активист городского правозащитного движения «Рязань, которую мы потеряли» Александр Дударев. Как правило, переселяются жители ветхого жилья, после чего дома стоят в аварийном состоянии, ветшают и часто сгорают.

В 2017 году жители отстояли от сноса аварийное здание бывшей богадельни Дашкова (памятник федерального значения XVIII века, которых в Рязани осталось чуть больше десятка). «Его статус с тех пор не изменился, но здание никто не ремонтирует, и оно фактически умирает в нескольких шагах от Рязанского Кремля. Точно так же, потеряв жильцов, разрушаются десятки домов, хотя музеи , кафе и любые другие общественные пространства можно было бы открыть в них по примеру других городов, повысив туристическую привлекательность города», — говорит Александр Дударев.

В Ростове-на-Дону своей очереди ждут более 200 ветхих домов в историческом центре. «Они медленно портятся, пока не начинают падать людям на головы», — говорит урбанист Любовь Навершинская.

Более половины объектов наследия нуждаются в реставрации, но регионы не успевают полностью расходовать бюджет на консервационные работы: лидеры по объему финансирования тратят до 80 процентов выделяемых средств ежегодно. Неизрасходованные деньги, которые можно было бы направить на восстановление зданий, возвращаются в федеральный бюджет.

В результате памятники годами ждут реставрации, а даже если дело доходит до них, качество работ часто оценивается градозащитниками как неудовлетворительное. «Фасады, обшитые сайдингом, и белые пластиковые окна», — так описывает активистка Любовь Навершинская исторический центр родного Ростова-на-Дону. «Сегодня фонд капитального ремонта работает по непонятным нормам. Так что они могут позволить себе просто обмазать старый кирпич XIX века «коробиткой» ( декоративная штукатурка Изд. Примечание ) или обшить историческое здание профнастилом. Это узаконенный способ обезображивания зданий».

В июне ростовские активисты выступили с инициативой ввести правила благоустройства. Городские правозащитники из движения «МойФасад» собрали 200 подписей горожан и написали открытое письмо председателю городской думы. Власти отказались рассматривать обращение граждан.

«Иногда кажется, что лучше бы его вообще не трогали. Это было бы благородное разорение. Или хотя бы законсервировать, чтобы дальше не разваливалась. Может быть, дождались бы лучших поколений реставраторов», — говорит Константин Михайлов, глава Архнадзора. По его мнению, основной причиной некачественной работы являются критерии выбора подрядчика при проведении тендеров. По правилам тендера подрядчик обязан ориентироваться на цены, предлагаемые участниками торгов. Участники торгов, в свою очередь, занижают стоимость работ, чтобы выиграть контракт. В результате им приходится экономить на строительных материалах, рабочей силе и своей квалификации, чтобы не выйти в ноль.

Известны случаи, когда памятники федерального значения попадали в руки неизвестных реставрационных фирм. Так произошло, например, с белокаменным Псковским кремлем, архитектурным ансамблем XI века и главной достопримечательностью края. Контракт на его проектирование выиграла курганская компания, на счету которой, по словам Константина Михайлова, всего две отреставрированные церкви XIX века.

В Изборске Псковской области в 2012 году отреставрировали белоснежную Никольскую церковь XVI века. Спустя год туристы и специалисты заметили, что она начала зеленеть. Причиной появления «слизисто-зеленых пятен», как говорится в ответе прокуратуры на запрос депутата Псковского областного собрания Льва Шлосберга, стали «биологические повреждения». Константин Михайлов считает, что наиболее вероятной причиной стала некачественная строительная вода, «которую при проведении работ набирали из соседней лужи».

Свято-Николаевская церковь

Фото: Цыганов Сергей / Wikimedia Commons (CC BY-SA 4.0)

«Нужно придумать какую-то другую систему реставрационных тендеров, чтобы вопрос цены был далеко не первостепенным», — считает Михайлов. «Первым критерием должен быть послужной список реставрационной фирмы, портфолио объектов, которые она может представить, набор реставраторов, зарекомендовавших себя в этом деле. Чтобы, передавая бесценные памятники в чьи-то руки, страна могла быть уверена, что эти руки по крайней мере не причинят вреда»9.0003

Щит от застройщиков

Помимо отдельных объектов культурного наследия центры городов наполнены фоновой исторической застройкой, без которой не может быть целостного образа города. «Сейчас мы сидим в мастерской [в Петровском переулке]», — говорит Константин Михайлов. «Если посмотреть в окно, там прекрасный памятник классической, даже доклассической Москвы, где сейчас находится Российское военно-историческое общество. Памятник сохранился и очень хорошо отреставрирован, но вокруг него, куда ни глянь, стоят чумазые новостройки советского, постсоветского периода. То есть он потерял свой исторический контекст. Он воспринимается как абсолютно вырванный из истории и выглядит как экспонат, который при желании можно перемещать».

На сегодняшний день около 150 городов России могут сохранить архитектурную среду исторического центра, которым присвоен статус исторических поселений. В их центрах запрещено строить высокие дома, сносить или восстанавливать исторические здания. Неважно, являются ли эти здания памятниками или менее ценными архитектурными элементами городской среды.

В список исторических поселений на 1990 г. входило более 500 населенных пунктов. В 2010 году список был сокращен до 41 населенного пункта федерального значения. После сокращения многие населенные пункты оказались беззащитными перед застройщиками, поэтому большинство из них пытаются восстановить свой охранный статус и принять свои режимы охраны регионального значения. На сегодняшний день 45 населенных пунктов имеют статус исторических поселений федерального значения и около 100 имеют статус региональных.

В 2010 году Самара была исключена из списка исторических городов, в том числе. Три года назад было принято решение вновь предоставить ему охранные привилегии, но прежний статус город так и не вернул.

«В конце 2019 года мы имели право на этот статус. Но на сегодняшний день нет утвержденных ценных градообразующих объектов, единых охранных зон и градостроительных регламентов. Так что застройщика ничто не останавливает», — поясняет Нина. Казачкова, руководитель ВООПИК в Самаре.

Серьезную угрозу для исторического центра представляет и финансирование сноса ветхого жилья, которое Самара получила в 2021 году. Многие деревянные дома находятся в списке ветхих зданий. Без утвержденного статуса исторической сохранности они неизбежно столкнутся с переселением и сносом.

Городские защитники должны доказать ценность каждого исторического здания, которое власти намерены лишить города. На данный момент комиссии по спасению исторического центра удалось отстоять 57 домов из 126, но более 10 уже сровняли с землей.

До 2010 года в Тверской области было 14 исторических населенных пунктов. В 2010 году власти оставили этот статус только Торжку, Торопцу и Осташкову. Сама Тверь была лишена охранного статуса. А ведь именно областная столица, по мнению тверского градозащитника Павла Иванова, больше всего нуждается в «защитном зонтике».

«В Осташкове и Торопце нового капитального строительства в исторических центрах просто нет. В Твери есть. Ему нужен статус исторического поселения, — говорит Иванов. — Но стандартное благоустройство проводится везде по программе Минстроя. Это по всей стране одинаково и это ужасно. История нигде. Ни на территории исторических поселений, ни на других территориях. Те же мостовые. Те же фонари и квадратные скамейки в стиле «перевернутого ящика».

«Хотели крикнуть: «Посмотрите, как красиво!» превратилась в организованное волонтерское движение, родилась в Самаре среди группы журналистов. Сегодня «Tom Sawyer Fest» — пример самой массовой в России городской природоохранной активности, проходящей в 66 городах.

Фестиваль, по словам его основателя Андрея Кочеткова, возник «от безысходности»: «Как журналисты, мы много о нем писали, ездили на какие-то круглые столы и конференции. Все много говорили, но на самом деле мало что менялось. В 2015 году мы хотели попробовать сделать что-то самостоятельно вместе с простыми горожанами. Это был наш манифест. Нам хотелось крикнуть: «Посмотрите, как это красиво». Потому что многие люди, которые ходят по этим улицам, никогда не были в Швеции или Финляндии. Они, может быть, даже не были в Суздале и не представляют, какой красивой может быть та же деревянная архитектура, если за ней ухаживать».

Андрей Кочетков

Фото: IStories

Дом отреставрировали волонтеры «Tom Sawyer Fest»

Фото: IStories

В первый сезон фестиваля красить дома приехало 50 волонтеров. Со следующего года к Самаре стали присоединяться и другие города. «Я приехал в Казань на Всероссийский съезд защиты городов. Они сказали: «О, круто. Мы тоже этого хотим», — вспоминает Кочетков. «Другой город, Бузулук, прочитал о нас в «Русском репортере» и тоже написал о нас. Потом мы выиграли президентский грант в 2017 году, и тогда в ВКонтакте мне стали писать шквалы».

Инициатива быстро росла: во второй год к фестивалю присоединились восемь городов, а в третий — 16. Вологда стала частью фестиваля в 2018 году, когда за зиму в городе сгорели два исторических дома. По словам вологодских координаторов Кати Хоботовой и Наташи Дробышевой, красить дома приехали люди разных возрастов и профессий: реставраторы, студенты, юристы, гости из других регионов. Постепенно в городе сформировалось сообщество людей, интересующихся историей Вологды и желающих сохранить ее.

«Сейчас уже есть другие большие федеральные программы и разные программы на уровне города — потому что очень лояльная аудитория подготовилась», — говорит Наташа Дробышева. «Если они начинают красить какой-то дом, люди, которые приходили к нам на «Tom Sawyer Fest», идут и помогают. Просто потому, что видят, что могут помочь где-то еще».

Андрей Кочетков уверен, что инициатива по восстановлению исторической среды на добровольной основе рано или поздно возникла бы и без его команды: «Запрос в обществе есть и он растет. это становится непререкаемой ценностью для всех. Если бы это произошло, власти были бы вынуждены принимать исключительно позитивные решения о сохранении наследия».

Редакторы: Алеся Мароховская, Александра Зеркалева

Я художник — журнал Musée

1 июня

МАРДЖАН ТИУВЕН: Я художник

Администратор

Особенность

Интервью со Стивом Миллером

 

СТИВ МИЛЛЕР: Итак, Марьян, ваша работа неотразимо прекрасна и поднимает множество вопросов, касающихся культуры в нашем меняющемся глобальном политическом климате. Этот выпуск Musée посвящен силе, и в пресс-релизе вашей выставки в галерее Silverstein говорится, что ваши изображения освещают шаткое равновесие силы разрушения с конструктивными последствиями порядка и функционирования.

МАРДЖАН ТИУВЕН: Моя работа связана с полярностью между созидательными и разрушительными силами человечества. Люди очень хорошо строят мир. Мы можем строить города, мы можем отправиться на Луну, но в то же время мы рискуем разрушить наш мир. Я часто цитирую Достоевского, который считал, что люди не могут преодолеть эту полярность. Это большая важная тема в моей работе, вставать и падать, хаос и порядок. Иногда я больше склоняюсь к разрушению, падаю… но всегда можно почувствовать и то, и другое.

СТИВ: Да, интересно.

МАРЬЯН: Я никогда не имею прямого отношения к критикам… Я не политик, я не журналист, я не социальный работник, я художник. Так что я использую художественный язык, а не язык активиста, не язык политики. Воображение по-прежнему остается самым важным, но теперь оно работает в контексте страны.

СТИВ: Итак, вы упомянули о силе разрушения, и я увидел, что выбранные вами пространства ценны в результате мощного разрушения, войны или глобальных сил развития недвижимости, а также смещения, которое что создал.

МАРЬЯН: Но вы видите две стороны. Компании социального жилья сносили квартиру или целый комплекс из двухсот квартир, и их целью было реализовать новое жилье. И вы можете выразить это положительно или отрицательно. В Голландии это означало конец эпохи социального жилья. Теперь у компаний по недвижимости больше власти, и их больше не волнуют социальные условия людей. Они хотят заработать больше денег.

Но это никогда не бывает напрямую политическим, все что-то среднее. Например, объект Роттердам известен своими сильными бомбардировками во время Второй мировой войны. Они были самым строго скрытым городом в Польше. Эта инсталляция представляла собой просто длинную улицу с двухуровневыми квартирами. Когда приходили гости, многие из них были людьми, пережившими Вторую мировую войну, и это их пугало. На юге, где я работал, есть много групп меньшинств, и им напомнили о землетрясениях. Люди, пережившие войну, видели только хаос, падение и разрушение. А другие люди только видели красоту новых пространств. Сначала вы видите то, что у вас на уме, а затем вы видите все остальные стороны. В моих глазах Роттердам был самой упорядоченной инсталляцией. Он был гораздо, гораздо более упорядочен, чем, например, Лейден или Мондриаанстраат, где разрушения были намного сильнее. В Роттердаме была эстетика, но всегда чувствовалось разрушение. У всех по разному.
СТИВ: Вы воплощаете в своей работе больше, чем в любой другой известной мне работе, эту диалектику между порядком и хаосом; создание и разрушение; диссекция и реконструкция. В каком-то смысле вы — эстетическая хирургическая ударная сила. Итак, как физически расчленить пространство?

МАРЬЯН: Первое здание, которое я нашел сам, и все остальные, компании социального жилья подходили ко мне и спрашивали: «Вы готовы реализовать установку в нашем многоквартирном доме?» На Руси это была деревянная постройка, в старом деревянном доме, лет сто примерно. И три раза я работал в бетонных зданиях, которые очень разные, но мне нравилось приходить в новый тип здания, чтобы увидеть возможности. В Лейдене у меня было четыре здания и два дома. Два были из 1611 года, а двум другим было 100 лет, так что было много новых возможностей; каждое здание имеет особые качества.

СТИВ: Итак, ваш окончательный проект для каждой установки — это фотография, документация. Вы хоть представляете, как будет выглядеть фото, когда вы начнете выходить в пространство, когда вы начнете процесс сноса и реорганизации?

МАРЬЯН: Установка преследует две цели. Есть архитектурная инсталляция, как объект, как среда, куда могут заходить люди. Например, в Лейдене около трех месяцев было 4000 посетителей. Эта инсталляция — одна конкретная цель, которую я хочу реализовать; это очень отличается от просмотра фильма, и не менее важно для меня осознание фотографий. В основном у меня есть один грубый набросок, но ясно, как вы видели на Мондриаанстрат, что это такое, один круг и один треугольник, и это очень просто.