"ПОМНЮ, ПОКА ЖИВУ,,,"

Нет ныне среди нас Веры Аркадьевны Ивановой, дочери фронтовика А.Кротова, признанного организатора рыбодобычи в Красноярском районе. Она достойно прожила: за труд многократно удостаивалась различных наград, среди них — орден "Знак Почета", избиралась депутатом сельского, районного Советов, в течение восьми лет являлась членом совета "Роспотребкооперации". Будучи на пенсии, возглавляла совет ветеранов при Кривобузанском сельсовете. Вместе с мужем Геннадием Ивановичем воспитали двоих сыновей, которым дали высшее образование. Она — из детей войны. Однажды у меня состоялся с ней разговор о войне. Вернее о том, что врезалось в памяти девочки, ждущей отца с войны и наблюдающей за жизнью в селе.

- Прожила я уже много и вот сожалею об одном, что не овладела искусством рисования, — рассказывала Вера Аркадьевна. — Иначе бы написала большое полотно, где изобразила бы нашу реку, покрытую синим льдом, прибрежный лес в ажурном инее, голубое небо над ними и людей. На первом плане нарисовала бы рыбаков, вытаскивающих невод из-подо льда, подбегающих к ним стариков, женщин и детей, одетых в лохмотья, обутых в поршни. Рыбаки выбрасывали на гладкий лед рыбную мелочь, а люди, падая, набирали ее в сумки, шапки, фартуки… Мне запомнилась эта картина, потому что так случалось почти каждодневно зимой. И что характерно, люди брали рыбу на один день, чтобы всем досталось. Голодая, жители моего села не забывали о ближнем. Сердобольность, жалость, поддержка друг друга тоже помогали выжить в лихую годину. Людей надо любить — это урок военного времени. Отвлекусь: в последние годы люди стали думать и заботиться только о себе и все мерить деньгами, забывая о человеческих ценностях, поэтому процветают обман, воровство, грабеж. Отдельные из них стараются на этом строить свое благополучие. Когда началась война, мне было четыре года. Как только я стала сознавать себя на свете, поняла, что идет ужасная, кровопролитная бойня. Потому что, то в одном, то в другом доме слышался плач, горькие причитания — значит, погиб чей-то отец или сын. В ожидании такой участи мы росли. Своего отца — Аркадия Евгеньевича Кротова — конечно, не помнила. Его на действительную военную службу забрали в 1939 году. Оттуда он попал на фронт. Как только "открыла глаза", дома были бабушка, мать отца, мама и мы с младшим братом Женей. Мы тогда жили в селе Алгара. Этого населенного пункта уже давно нет, но в то время в нем находились колхоз, рыбозавод, сельсовет, школа, магазины, рыбкооп, клуб. Село располагалось на двух берегах реки.

Моя мама, Екатерина Артамоновна, стала рыбачкой, так как тогда в низовых селах рыбодобыча была основным промыслом. Тоня, где она работала, находилась далеко от дома (может, так мне казалось). Знаю, она брала меня, четырехлетнюю, и двухлетнего брата с собой. Жили в казарме, поставленной прямо на берегу. Спали мы на нарах, а на полу плескалась вода, квакали лягушки, змеи заползали в помещение. С тех пор во мне остался страх перед ползучими гадами. Отчетливо помню маму в рыбацкой робе. В неводном звене, когда жили в казарме, работали 12 женщин. Им приходилось очень трудно, здорово уставали, но они поддерживали друг друга. Командовал ими шустрый дед Иван Иванович Литвиненко. По-моему, у него всегда находились добрые слова для каждой женщины, ибо они веселели, даже песни пели после разговора с бригадиром. Потом, став взрослой, я поняла, что такое создать настроение в коллективе. Осенью мы перебрались домой. Видимо, звено тянуло неподалеку. Мама приходила с работы усталая, голодная, в мокрой одежде, выливала воду из бахил. Затем посидит минуту-другую, прислонившись к печи, думая о чем-то, и опять наматывает на ноги сухие портянки, обувается в те же рваные бахилы и уходит за кореньями, мочками чакана, которые нужно выкопать в сухих ериках. Из них она готовила нам пищу. Зимой приходилось еще труднее. Женщины-рыбачки выходили на подледный лов. В те годы зимы были суровые, реки "одевались" в мертвый ледяной панцирь, а хрупкие женщины пешнями долбили лунки, чтобы протащить невод. Крупную рыбу тут же сдавали на завод, а мелочевку оставляли на льду, ею и кормились сельчане. Бывало, и рыба не ловилась, и не тянули невод по каким-то причинам. Тогда мы сидели голодные. Мама несла на базар то, что имелось дома, вплоть до одежды. Она обменивала вещи на продукты. Хорошо помню такой случай. Однажды она засобиралась на базар: завернула в платок патефон — редкость по тем временам, его колхоз подарил отцу за хорошую работу, а я достала любимую игрушку — "Буренку", у нее на шее висел колокольчик, если дергаешь за него, то еще и мычала. Мама тогда говорила мне, одобряя мой поступок: "Вот кончится война, вернется папа с фронта, и мы тебе купим другую "Буренку", еще лучше. И мы с ней пошли в соседнее казахстанское село Котяевку, где находился базар на всю округу. Однажды мы туда отнесли нашу собаку. Брат Женя, он был маленький, сильно плакал, не хотел расставаться с ней, но нужда нас заставила. Собаку продали корейцам, а на выручку приобрели продукты.

Хлеба давали взрослым, работающим, по 200 граммов на сутки, наша семья получала 400 граммов. Но не всегда даже хватало привезенного ржаного хлеба населению, поэтому люди занимали очередь в магазине с шести утра. Зачастую мне приходилось идти в магазин. Однажды я стала свидетельницей ужасного случая. Была зима или ранняя весна. Какой-то мужик переходил реку по льду и провалился в майну. Кричал, звал на помощь. Люди, стоящие в очереди, не побежали спасать, ибо в это время открылся магазин. Выйти из очереди означало остаться без хлеба. Когда первые покупатели прибежали к майне, было поздно. В нашем селе находился рыбозавод. Многие жители работали там. Изредка сюда притаскивали баржу, на которой висел плакат: "Все для фронта, все для Победы!" Тогда для села наступали горячие деньки — все взрослое население, кто свободен от промысла, и дети загружали трюмы этого судна. Работали круглосуточно, чтобы быстрее отправить продукты на фронт. Как-то в Алгару привезли эвакуированных. Они работали на рыбозаводе, но трудно переносили наш климат. К тому же условия жизни у них были ужасные, поэтому часто и подолгу болели. Потом был тиф, который унес много жизней. От него умерла и наша бабушка, заболели и мы, но все обошлось, выжили. В школу я пошла в 1944 году. Первой учительницей у меня была Нина Васильевна, из эвакуированных, еврейка по национальности. Она любила нас, объясняла очень доступно, вселяла уверенность, что наша страна победит врага и трудности отойдут. Мы тогда не имели тетрадей, писали на газетах, а книг было совсем мало. Школа не отапливалась, поэтому зимой в классе сидели одетыми, но уроки не пропускали. Потому что мы тоже чувствовали ответственность, старались быть похожими на взрослых, из последних сил выполняющих свои обязанности. Очень хорошо помню, как село узнало о победе. Во время войны и после к нам ходил пароход "Зюйд" из Астрахани. Возил он пассажиров, продукты, другие грузы. И вот однажды при подходе к селу он издавал непрерывные, пронзительные гудки, так что люди выбежали на берег. Сельчане были в недоумении, предполагали: что-то случилось! Когда пароход пристал, на мостик вышел капитан и через рупор объявил: "Закончилась война, 9 мая Германия капитулировала". Все кричали: "Победа, Победа!" Многие почему-то бросились в воду, стали плескаться, смеяться, плакать. И мы, дети, тоже полезли в воду, радости не было конца. Хотя майская вода в реке была холодная, никто не ощущал озноба. Видимо, долгожданные чувства переполняли нас — стар и млад ликовали.

…Уже многие фронтовики возвратились домой, а нашего отца все еще не было. Наступила зима, и вместе с ней новые трудности. Я видела, как тяжело приходилось маме. И вдруг — событие: папа приехал! Это было в декабре 1945 года. Я увидела незнакомого мужчину, но меня тянуло к нему, ведь все эти годы я ждала его, читала-перечитывала его письма. И еще надеялась, что с его приходом мы, наконец-то, перестанем голодать. Отец для меня был главный герой войны, без него не смогли бы победить врага. И этот высокий, крепкий мужчина теперь полностью соответствовал моему образу. Я первым делом посчитала ордена и медали на его груди. Их было восемь. По-моему, тогда ни у кого из вернувшихся солдат из нашего села не было больше наград. По случаю приезда отца в нашем доме состоялась гулянка — первый семейный праздник в моей жизни. Но меня поразили не шутки и смех гостей, а мама. Я впервые увидела ее нарядной, красивой: она надела белое платье, уложила длинные черные волосы короной, а лицо светилось счастьем. Да, отныне она избавилась от тягот тяжелых дум, от грусти, освободилась от нервного напряжения. Позже, вспоминая об этом вечере, я открыла для себя еще одну истину: ей-то тогда было всего 27 лет, а папе — 32. Они были молоды. Я, естественно, не удержалась и полезла к папе с вопросом: когда купите мне "Буренку"? Сначала он не понял, потом, разобравшись, посадил меня на колени и сказал: "Ты же знаешь, что меня дома не было семь лет, а ты за это время стала взрослой, зачем тебе "Буренка", лучше я куплю тебе портфель". Я была рада, тогда ни у кого не было настоящего портфеля.

* * *

Дети войны не по годам стали взрослыми, на окружающий мир смотрели недетскими глазами. От этого чувства они не избавились и после, потому что им никогда не забыть уроков войны. Рано приобретенные чувства долга и ответственности, доброты и совести пригодились им очень скоро, чтобы страну поднять быстро из руин. 

Амиржан Истилеев.